Достаточно одного человека воспламененного, чтобы исправить весь народ.
Святитель Иоанн Златоуст
Простой советский заключенный, Нобелевский лауреат, эмигрант поневоле, который вернулся на родину через долгих 20 лет изгнания. Многие его, писателя и гражданина, боготворят и готовы носить его на руках, многие ненавидят.
100 лет назад, 11 декабря 1918 года, в городе Кисловодске родился мальчик Саша. В восемь лет он знал, что будет писателем. Бог весть каким провидением. В десять - прочитал Толстого «Война и мир» и был потрясен, оглушен эпохальностью событий, заворожен величием Толстовского языка. Разве он мог после стать кем-то другим?
Хотя был он и солдатом, защитником Отечества, и простым советским заключенным, и хорошим учителем в школе, и математиком, и физиком, и философом, и общественным деятелем.
Там, в лагере, первые его горькие слова беззвучно ложились на бумагу, хотя извлекал он их не из лиры, а, скорее, из трубы. Те слова не были изнежены и романтичны. Солженицына меньше всего интересовали вопросы чистой эстетики. Его голос был услышан, как звон колокола во время пожара.
Впрочем, во многом Солженицын — плоть от плоти классической русской литературы. Его «Матрёнин двор» — это извечный поиск одному Богу известных праведников, на которых, по Лескову, мир стоит. Его «Один день Ивана Денисовича» внутренне связан с «Записками из мёртвого дома». Если бы не этот литературный вопль из ада, миллионы безвинно замученных остались бы безгласной массой, и грядущие поколения могли бы успокаивать свою совесть, спрашивая: «А был ли мальчик?» Его «Раковый корпус» — это искра, высеченная из столкновения смертельного недуга и воли к жизни. Автор, в духе правдоискательства, ставит перед собой и читателем извечный вопрос: чем люди живы? То есть чем оправдать человеческое существование, что за пределами жизни или в глубине её есть такого, что делало бы жизнь осмысленной и полезной? Так что не только за «Архипелаг» и не только за «Красное колесо», не только за этот эпос, запечатлевший неслыханный кошмар планетарного значения, должен быть уважаем и изучаем Солженицын. Это писатель служивший, а не работавший. Это человек, однажды положивший руку на плуг и более не озиравшийся вспять.
Масштаб его личности понятен. Неласковая Родина для него была матерью и кровом, сердцем и слезами. Земля для него не везде была тверда. Только здесь, только в России. Солженицын не был беженцем. Он всё время оставался гражданином России, вынужденно пребывая в Европе и в Америке. Иностранного гражданства писатель так и не взял. Он терпеливо ждал, когда Родина, отобравшая у него гражданство, сама ему его вернёт.
Жизнь Солженицына похожа на тяжёлый подъём в горы. Он шёл прямо и вверх. Он не имитировал движение, не подпрыгивал на месте, не петлял и не возвращался назад. Поэтому в своих поздних интервью он говорит о главных темах бытия — о Боге и смерти, о совести и человеке.
Он масштабен, он огромен. Его, как и Толстого, можно назвать «матёрым человечищей». Солженицын встряхнул весь мир голосом правды. Его труба еще там, в ГУЛАГе, прозвучала для красного Иерехона, и тот пал.
Его книги, его упрямые свидетельства, его тайные труды переламывали ход национальной истории. По его книгам можно изучать ХХ век. По его примеру можно носить в глубине души тревогу о судьбе мира и судьбе своего отечества.
Отношение к творчеству и жизни Солженицына остается неоднозначным. Читать его произведения или не читать, возносить его творчество и личность или осуждать, но со времен Пастернака по-прежнему в нашем обществе не искоренена болезнь: «не читал, но осуждаю!» Каждый свободен сделать свой выбор.
Светлана Тен
По материалам Интернета |