Наташа неслышно, на цыпочках подошла к кроватке Анюты. Одеяло сползло на пол, и на нем вальяжно развалилась любимица семьи длинношерстная такса Монька. - Монька! Наглое животное! А, ну, марш на место! – строго прошипела Наталья. Монька поднялась и обиженно посмотрела на хозяйку, не понимая, что не так. Её место сейчас было именно здесь, возле Анютки. Она честно охраняла сон ребенка. Оскорбленная собака, клацая когтями, угрюмо поплелась прочь. Женщина осторожно стряхнула одеяло и с нежностью посмотрела на дочку. Золотистые волосики беспорядочно разметались по подушке. Одна ручонка подпирала пухлую щечку, другая - спряталась под большую и мягкую подушку. Маленькое чудо свернулось калачиком, и кажется, губки, улыбались. Что ей сейчас снится? Бантики, заколочки, платье, как у принцессы, с рюшами, воланами, стразами. А может кукольный домик и мишка Тедди? Или много-много разноцветного мороженого, конфет, пирожного? Наташа бережно укрыла Анютку, подоткнув одеяло под матрас. Раньше она надевала на ножки носочки, чтобы непоседливая дочка не мерзла. А теперь…Теперь не на что было надевать носочки. Вместо ножек остались две культи. Год назад Наташа потеряла в той злополучной автокатастрофе своего любимого мужа Женю. Пьяный девятнадцатилетний водитель не справился с управлением на скользкой дороге и вылетел на «встречку»…А потом её жизнь рухнула и разбилась вдребезги: Жени больше нет, у Анечки ампутированы обе ножки чуть ниже колен. Внутри Наташи уже давно поселилась пустота и невыносимая боль. Сердце было разорвано на клочки, душа истекала слезами. И ни один доктор, увы, не был для неё врачом. И ни одно лекарство не могло сшить, спаять её сердце, вылечить пустоту. И ни один волшебник не мог вернуть все назад. Она не жила. Она была. Наташа осторожно, чтобы не разбудить, погладила шелковистые кудряшки дочери. Из сердца снова вырвался стон, словно его, сердце, намазали болью. Глаза наполнились слезами. Женщина подошла к полочке с иконами и с мольбой посмотрела на них. Их было две: икона Спасителя и Богородицы. Кроме «Отче наш» Наташа больше и молитв - то не знала. Она просто разговаривала со святынями. - Господи, за что? – выдохнула Наташа. – Нет, не то. Не то я говорю. Прости меня, Господи. Не умею я… Благодарю тебя, за то, что не забрал Анютку. Меня бы сразу не стало. А зачем мне быть без неё? Господи, мне ничего не надо, только бы у девочки моей все сложилось. Чтобы будущее у неё было... Чтобы человеком она хорошим выросла... И чтобы ножки у неё не болели. Знаешь, Господи, как болят у неё ножки? Их отрезали, а они ноют, саднят. Она все время спрашивает, когда у неё ножки вырастут? А у меня сердце на осколки разбивается. А они душу в кровь режут, режут… Не могу больше, Господи! Силы на исходе! Как жить-то дальше? Кааак??? Помоги мне….Пожалуйстааа. Наташа медленно опустилась на колени, и отчаяние стало вырываться из неё безудержными рыданиями. Анютка открыла глаза, посмотрела на мать. Она видела её вздрагивающую спину, слышала её почти безголосый стон. - Мамочка, не плачь! Я же люблю тебя! – широко открыв глаза, громким шепотом произнесла Анечка. - Я не плачу, не плачу! Ты чего не спишь? – наспех вытирая слезы, стараясь улыбаться, сказала Наташа. Она присела на кровать и нежно погладила лобик девочки, поцеловала в бархатную щечку. – Ты спи, малыш. Спи. - Мамочка, а что такое интернат? Это как твой детдом, да? Только для калек? - А ты где слово такое слышала? – с тревогой спросила женщина. - Так, бабушка Ира вчера говорила, чтобы ты меня туда отдала. Что нам на пенсию для калек не прожить, и тебе работать надо. - А ты знаешь, что подслушивать не хорошо? - Мамочка, а ты меня не отдашь? – Анютка напряженно посмотрела в Наташины глаза. - Никогда! Никогда я тебя никому не отдам! Слышишь? Ты мне веришь, девочка моя? Веришь? – голос женщины сорвался на шепот и глаза снова заблестели. - Верю, мамочка! Ты же моя самая лучшая мамочка. Как же тебе не верить. – Анютка обвила маленькими ручками Наташину шею. Потом стала вытирать слезы с её лица.- Ох, и плакса ты, мамочка! - Плакса, плакса! Не буду больше, обещаю! – женщина улыбнулась чуть заметно и чмокнула дочку в губки. -Мам, а тебе в детдоме плохо было, да? Ты кушать хотела все время, да? - Да, нет, - Наташа с грустью посмотрела на девочку. - Вроде и неплохо было, и не голодно… Только холодно как- то. - У тебя ручки мерзли? Ножки? Да? – заглядывая в глаза маме, спросила Анютка. - И ручки, и ножки, - вздохнула Наташа и добавила, спустя секунды, – и сердце и душа. - А как это, мамуля? Когда сердце и душа мерзнет? Наташа крепко обняла дочку: - Не дай Бог тебе узнать, Солнышко мое, как мерзнет сердце и душа. Ну, знаешь, это, когда как будто ничего не болит, а внутри такая стужа, что плакать хочется. - Как у Герды? - Как у Герды. - Мамочка, у тебя сейчас тоже сердце замерзло, и плакать хочется? Я буду твоим доктором по сердцу. Хочешь? Давай свое сердце, я его согрею в ладошках. Они у меня теплые-теплые, аж горячие даже, - Анютка протянула к маминой груди свои маленькие ручки. Наташа взяла нежные детские ладошки в свои, приложила их к губам и стала целовать, нашептывая: - Доктор ты мой сердечный. И как бы я без тебя жила? - Анна Евгеньевна, доктор Семенов сказал, что операция прошла удачно! – радостно отчеканила медсестра Ниночка, заглядывая в ординаторскую. - Слава Богу! Слава Богу! Ещё одного ребятенка отвоевали. Нина, готовьте Никитку Попова к выписке. - Хорошо, Анна Евгеньевна! Я мигом!- Ниночка вспорхнула, как бабочка, и плавно полетела по коридору детской кардиологии. Аня взяла в руки фотографию матери в золоченой рамке. Наташа, как живая, смотрела на Аню немного усталыми, добрыми глазами бирюзового цвета и улыбалась. Улыбалась так, что от фотографии, казалось, шел мягкий, теплый свет. Этот свет побуждал Аню жить, а не быть. Жить и дарить свет жизни другим. - Ну, вот, мамулечка. Сегодня мы согрели ещё одно сердце. Сердце маленького человечка. Ещё на одного карапуза будет больше на этой планете. Помнишь, ты готова была отдать мне свои ноги, только бы мне не было больно. Вот и мама этого малыша готова была отдать свое сердце, чтобы он жил, и ему не было больно. А ведь сама девчонка совсем. А первоклассница Неличка сказала, что у меня ладошки теплые-претеплые, как лето. И пахнут мамой. А как же иначе, ведь я - сердечный доктор. Правильно ты говорила, мамочка: « Не тот доктор сердечный, что сердце правильно заштопал, а тот, кто душу излечил».
